Колесница Зла. Хроники городского шамана. Часть 25

Глава 43. Рассказ Алекса

Двейн Рейни. 22 Апреля

Алану было чуть больше тридцати, и недавно он начал самостоятельно вести своё первое дело в местном отделе по расследованию убийств. Высокий, плотный и румяный, с короткой стрижкой, одетый в армейскую футболку и джинсы, он был сыном Майкла, одного из старых друзей Грея, к которому они заехали по дороге. И теперь они сидели вчетвером в гостиной, ели пиццу и пили лимонад домашнего приготовления. Рейни подозревал, что Грей что-то сказал хозяину за его спиной, потому что вопрос «пивка?» даже не вставал, и это было хорошо. И сын расправив плечи под гордым взглядом отца рассказывал о своём расследовании двум крутым столичным «профи». Рейни слушал вполуха, пролистывая информацию на своём планшете. Иногда кивал и издавал одобрительный звук, когда это делали все остальные. Потом отец отпускал Важные Комментарии, а Грей давал Серьёзные Наставления.

Внезапно Алан выдернул Рейни из другого мира своим вопросом.

— А ты что думаешь? Кто убийца? — спросил он чуть приподнявшись на стуле от плохо скрываемого возбуждения.

— Да, что ты думаешь? — подхватил Грей, и добавил, обращаясь к хозяевам и кивая на Двейна, — Рейни вообще крут, он у нас один из самых. Ты его слушай.

Рейни заморгал от такого представления и не сразу нашёлся, что сказать. На скорости перекапывая память, почесал бровь, издал несколько звуков, чтобы дать себе немного времени, потом наконец сказал первое, что пришло в голову:

— Ты старался убедить в своей версии. Это значит, что ты сам в ней ещё сомневаешься. Когда фактов достаточно, то убеждать не требуется. Значит тебя самого что-то тревожит. Вот это и найди.

В комнате повисло напряжённое молчание, как будто у них было отменное веселье, а он в один момент всё испортил. Рейни почувствовал неловкость.

— Ну в общем… — ответил Алан неуверенно. — Да нет, фактов… э… достаточно…

— А ты посмотри с точки зрения защиты, — Рейни уже приходил в рабочее состояние. — Они должны построить убедительную версию. Они найдут каждую твою ошибку и недоделку. Потому сам будь лучшим защитником этого парня.

— Ну а что недоделанного? Классический треугольник, муж, жена, любовник; у любовника алиби, у мужа нет, зато есть ревность, как мотив. Пистолет мужа, остался на месте преступления, отпечатки только мужа. Следы пороха у него на руках. Дверь не взломана. В общем… вроде ясно как день… Если только будут подавать, — в его тоне появилась язвительная насмешка, — что проходил случайный прохожий, решил ограбить, нашёл ключ, надел перчатки, нашёл пистолет в доме…

— Тоже версия, хоть и мало реальная. Но для мужа использовать свой пистолет и бросить на месте очень глупо. Обычно в такой ситуации пистолет выбрасывают и говорят, что украли-потеряли. Месяц назад. О краже заявить ещё не успел.

Томас и Майкл синхронно кивнули.

— В состоянии аффекта… — промямлил Алан.

— Может быть, — Рейни наконец выкопал из памяти моменты, которые зацепили его внимание, встал и начал ходить из угла в угол, а все следовали за ним глазами. — Хорошо, представь себе суд, и я защищаю этого парня. Во-первых, следы пороха на руках не проблема, если учесть, что он часто ходит в тир и на стрельбище, и это его хобби. Так?

— Та-а-к… — протянул Алан медленно. Он напряжённо ожидал подвоха.

— Потом насколько я понял, это не один, а два треугольника. Любовник это парень, который гулял налево от своей девушки.

— Да нет, не гулял. Они разорвали отношения! Мирно разошлись. Но в тот вечер были вместе, по делу. Разговаривали. Она подтвердила.

— Мгм, разговаривали… — кивнул Рейни и увидел, что Алан чуть выпрямился и действительно почувствовал себя, как на свидетельском месте. — Сейчас они будут говорить что угодно. Она его алиби, а он её. Кстати, а её в качестве кандидата кто-нибудь рассматривал? Например, что она ревновала, пыталась спасти отношения и вернуть парня себе?

— Да нет, она… Не думаю… — снова неуверенно сказал Алан, — У меня н-н-не… сложилось впечатления, что она может быть каким-то образом вовлечена.

— Почему?

Вопрос поставил Алана в тупик, и можно было поспорить, что он впервые появился в поле зрения молодого следователя.

— Во-первых…— протянул тот, — во-первых, алиби…

— И тогда, — перебил гордый отец, — «во-вторых» уже и не нужно.

Но сын нахмурился и не пошёл предложенным путем.

— Во-вторых… — начал он, — она не тот человек, который способен… Как мне показалось… Слабая, болезненная, нерешительная…

— А-а-а, вот как! — Рейни всё больше входил в роль адвоката. — Она показалась тебе слабой. Показалась, значит показала себя. И ты поверил? Когда парень показывает себя крутым мачо, ты ему веришь?

Алан издал какой-то звук, но не захотел отвечать, потому что ответ был очевиден.

— Правильно, — продолжил Рейни, — такие первыми убегают, когда начинается драка. Так вот, если девушка показывает себя слабой, то очень может быть она горло перекусит при случае. Всегда смотри, что человек показывает, это тоже информация, она даёт знать, что он хочет скрыть. Нам, мужчинам, проще раскусить позёра-мужчину, чем женщину, потому что игра женщины как раз и рассчитана на мужчин. Женщина-следователь не так легко поверила бы в «слабость» этой дамы.

Рейни опять прошёлся по комнате и продолжил:

— Если я представляю защиту мужа, то могу сделать на ней версию. У неё уходит парень, а она некрасивая… — Двейн сверился с реакцией Алана, и заметил, что тот внутренне не протестует против этого определения, — и неудачливая… хочет вернуть единственное, что у неё есть. Её последний шанс. Я их вытащу в качестве свидетелей, буду ловить на нестыковках в описании того вечера, разобью их алиби вдребезги и так закидаю грязными вопросами, что она может быть взорвётся и выпустит свои клыки наружу. И ты увидишь, что они у неё есть. Присяжные это тоже увидят, получат свои обоснованные сомнения и отпустят мужа. Так ты проработал эту парочку на случай отсутствия алиби у них обоих?

— Да, — подхватил Томас, — и ты говорил, что есть пара волос, которые не принадлежат членам семьи. Вы сверяли с её волосами? Бывала ли она в том доме? Знала ли об оружии? Если знала и пришла в перчатках, значит предумышленное.

— Хорошая идея, — подхватил хозяин дома, — я бы их с любовником пригласил на как бы дружескую беседу, подопрашивал в разных комнатах. Пусть расскажут про тот вечер, когда произошло убийство. Во всех подробностях. Лови на мелочах: что делали, что ели, какие шоу смотрели, о чем говорили. Ну ты и сам знаешь. Если показания не совпадают, значит врут про алиби. И тогда у тебя ещё целых два подозреваемых на руках!

— Да, — снова перехватил Томас, — и веди себя так, словно ты уже всё давно и так знаешь, и что «а другой говорит, что…» И если поведутся, раскручивай на признание. Первому, кто начал признаваться, как бы скидка и сделка…

— Но помни, что все врут, — добавил отец смеясь.

И беседа опять покатилась в русле профессиональных наставлений и Рейни погрузился снова в свои мысли.

А мысли были об Алексе и его истории. Она была странной. Более чем странной, она была какой-то безумной. Они просидели в машине около часа, а может и больше. Время от времени Томас перегонял машину с наползающего солнца дальше в тень — и они продолжали слушать, забыв о еде и о времени.

История эта началась в Советском Союзе, в селе с трудно произносимым названием неподалеку от города Куйбышева, который Алекс упорно называл Самарой. Начало этой истории Алекс и сам знал только из рассказов родни и односельчан.

Однажды в село приехали погорельцы с Урала — два брата Николай и Тихон с пожилой матерью. Их поселили в местном бараке; мать устроилась на птицеферму, а братья стали работать шоферами. Старший вскоре женился, и он с матерью переехал в дом жены. Через год его жена умерла при родах, ребёнок тоже не выжил. Николай женился снова, но со второй женой произошел несчастный случай, и он снова овдовел. Младший сын тоже женился, но у них все складывалось более благополучно, родился сын Алексей, Алеша. Имя Алекс он взял уже в Америке.

Однажды вся деревня начала шушукаться, что старший брат тайно сошелся с девчонкой, которой не было и пятнадцати. Звали ее Ольга Коваленко, была она разбитная и красивая, и кто кого соблазнил, и сколько времени длился их тайный роман не известно, и связываться с семейством никто не решался — про них уже в то время прошла дурная слава. Враждовать с ними было просто опасно.

— Опасно? — переспросил Рейни, — Что значит опасно?

— Погибали… — нерешительно пожал плечами Алекс, опуская глаза и часто моргая.

— Вы хотите сказать, что ваши отец и дядя могли кого-то убить?

Тот вздохнул и долго смотрел на Рейни непонимающим взглядом. Потом наконец сказал:

— Нет, просто погибали.

— Так просто не бывает. Если у вас есть подозрения… — вставил Грей.

— Ну я еще пацан был… — Алекс снова опустил глаза от неловкости, — я только передаю, что люди говорили. Соседка с матерью шушукались, что мужики собрались избить Николая. У Ольги случился выкидыш, и люди об этом… стали говорить… Её отец собрал парней, хотели… у нас называется устроить тёмную, — ещё более смутившись промямлил Алекс, — выследить, поймать толпой, накрыть одеялом и бить.

— А зачем одеялом? — спросил Томас.

— Чтобы не видел, кто бьет…

— А, понятно, — кивнул Грей. — Получилось?

— Нет, — покачал головой тот. — Выслеживали несколько ночей, но не вышло. А через несколько дней её отец погиб в пожаре. Ещё один мужик потом попал под поезд, другого деревом падающим придавило. Говорили всякое. Но точно я не знаю. Мне тогда и десяти не было.

— Понятно, — сказал Рейни, хотя на самом деле ничего понятно ему не стало. — А что дальше?

Дальше было то, что через время в деревню на волне кратковременного потепления отношений между странами на месяц приехала молодая американка делать дипломную работу, изучать обряды, традиции, местные наречия и фольклор, и на глазах у всего поселка закрутила роман с Николаем, которому было уже под сорок. В тот месяц сгорел его дом, и мать, бабушка Алексея, погибла в пожаре. Сам Николай в это время отвозил американку в город по каким-то делам и вернулся на пепелище. После похорон он уехал совсем, хотя в те времена уволиться из совхоза было почти невозможно, но ему каким-то чудом это удалось. Ольга, которой тогда было уже лет шестнадцать, вдруг перекинула свою страсть на младшего брата, отца Алекса, о чём Алекс рассказывал явно смущаясь. Было видно, что уход отца его сильно задел. Через какое-то время и отец, и Ольга вообще исчезли из села, куда и как — никто не знал.

Вскоре умерла мать Алексея, которая давно и тяжело болела, заботу о нем взяла на себя сестра матери, которая жила в соседнем селе. Когда Алексею исполнилось четырнадцать, откуда-то появился Тихон и забрал сына. Сначала на несколько месяцев обустроились в Самаре, пока делали документы, потом вылетели в Москву, потом в Израиль, потом в Штаты. Каким чудом отец сумел это всё сделать — сыну было неизвестно до сих пор.

Отец устроил его в частную закрытую школу с полным содержанием, и сколько это стоило и где отец взял деньги — Алексей тоже не знал. Отец навещал его нечасто, и видно было, что чувствовал себя плохо, выглядел больным. Как отец получил вид на жительство Алексей тоже не знал; сам он получил документы через отца. А когда он закончил школу, отец дал ему денег и велел ехать учиться, где захочет. Открыл ему счёт в банке и иногда переводил деньги. На прощанье сказал: «Тебе чем дальше от меня, тем безопаснее». Алекс уехал во Флориду, начал учиться, бросил, устроился работать в автомастерскую, женился, получил гражданство, обзавёлся детьми. Дочери семнадцать, сыну пятнадцать.

— И всё бы неплохо, — закончил он, — но только вот дочь нагуляла младенца, а жена религиозная, запретила делать аборт! Ну вот и цацкайся теперь! И так еле тянем, а тут совсем разбило!

Алекс разнервничался и начал жестикулировать.

— Ну если богу так это дитё нужно, почему бы ему и не помочь? Так нет же! Ему надо, а ты тяни на своей шее!

— Так он и помог, — усмехнулся Двейн, — у вас теперь есть дом!

Алекс воззрился на него, удивлённо открыв рот, и замолчал. Потом опустил глаза и добавил:

— До дома ещё доехать надо со всеми этими, — и он махнул рукой на вагон. — А я вот тут… в ноль!

— Скажи «Харе Кришна», — улыбнулся Двейн.

— Харе Кришна, — ответил Алекс, — А зачем?

— Обычно люди спрашивают «зачем» сначала, — ответил Двейн, открывая кошелёк и вынимая всю наличность, которую приготовил в дорогу. — Это вам за информацию. Я думаю вы найдете перевозку, которая вас доставит недорого.

— Это не проблема, ребята подвезут со скидкой, — растерянно ответил Алекс, держа в руке неожиданную, хоть и не очень толстую стопку. — А…

— Возвращать не надо. Вот видите, бог иногда помогает. Хотя может быть и не тот бог… — ответил Двейн. И в ответ на стеклянный взгляд Алекса грустно вздохнул. — Расслабьтесь, это была шутка.

*

Глава 44. Клиника

Маркус Левин. 24 Апреля

— Нет! Остановись! — крикнуло что-то внутри, и Маркус проснулся.

— Остановись! — крик отражался эхом где-то во внутреннем пространстве словно в каменном тоннеле, затихая, но всё ещё различимый.

Он резко сел и сначала долго прислушивался к активности за стенкой, но там всё было в порядке. Это было что-то другое. Что-то страшное.

Он лёг снова и долго смотрел в потолок, уже подсвеченный утренним солнцем. Сон ушел безвозвратно. Раннее утро, просыпались птицы и весело чирикали. Но что-то случилось. Вернее происходило, чего он не мог понять. Маркус слушал пространство, и не мог разобраться в себе и своих чувствах. Куда бежать и что делать?

«Что? Что случилось?» мысль билась в голове. «Что происходит?»

И увидел остаток сна. Это была Тали и она бежала к нему. Вокруг были скалы, а она бежала не глядя под ноги. И уже заносила ногу, а перед ней была пропасть…

— Остановись! — кричал ей Маркус в том сне.

Ощущение тревоги пульсировало в горле, нарастая и заставляя дышать глубже и глубже, словно он плыл через стремнину, и ему не хватало воздуха.

«Где?!» билось внутри. «Что это?! Что происходит?!»

И вдруг что-то случилось с ним. Сознание разорвалось, и он одновременно осознавал, что он дома, но чувствовал, что несется притягиваемый, словно магнитом, туда, где происходило что-то, что не должно происходить.

Он не мог ничего с собой поделать, он летел куда-то над улицами, не разбирая и не запоминая дороги. Он не понял, что гонит его вперед, он только чувствовал, что это напряженная как струна тревога. Струна, готовая оборваться… Она вела его как запах ведет собаку, пока наконец он не оказался на каком-то перекрёстке. Он огляделся, не понимая, что привело его туда, и в последний момент увидел знакомую фигуру в светлом и с копной рыжих волос.

— Тали! — крикнул он.

Но она не услышала. Он был просто призрак…

Она уже вошла в здание, дверь захлопнулась, и он замедлив приблизился к этой двери. Момент узнавания вызвал у него ужас. Вывеска говорила о центре планирования семьи, но все знали, что неофициально это была клиника абортов.

Он стоял рядом с дверью и боялся войти.

«Тали беременна», возникла мысль. «Тали ждёт ребёнка? Мой? Его?» Он не мог понять. Не хотел. Потом до него начал доходить смысл и ужас. Нет, не то… Она ждёт ребёнка, и хочет от него избавиться…

Он стоял и не знал, что делать.

И вдруг словно импульс возникло желание, и оно втолкнуло его внутрь. Это было просто — пройти сквозь стену, когда ты просто привидение.

Он стоял в приёмной и видел, как регистратор даёт ей разные бланки и показывает, что заполнить, и где расписаться.

Невидимый Маркус стоял теперь напротив Тали и смотрел на неё. Она села в кресло и начала заполнять формы. Их было много, и она не торопилась. Читала, подписывалась, ставила многочисленные галочки в бесконечных пунктах анкеты. Сознание её намеренно пусто — она не хотела думать о том, что делает. Это было просто как… удаление небольшой и не опасной опухоли.

«Нет, это не главное», одернул себя Маркус. «Главное не это. А что?»

Он почти забыл, так не хотелось ему думать об этом. О чем? О маленьком зародыше, который только-только появился и пока ещё похож на маленькую рыбку. Даже, скорее, на икринку…

Нет, жизнь! Человек, который…

…который похож на Тали…

Маркус стоял и смотрел на неё и больше всего на свете хотел обнять и больше никогда не отпускать, кричать, что он любит её… И вдруг увидел девочку, сидящую рядом. Странно, что он не видел её буквально несколько мгновений назад.

«Кто пустил ребёнка в эту клинику?» возмутился он.

И вдруг понял.

Девочка лет четырёх сидела и смотрела на него огромными грустными глазами. Она была очень красива и действительно похожа на Тали, только глаза были карие и волосы цвета каштана.

«Не делай этого», хотел сказать сам себе Маркус, но не выдержал.

— Как тебя зовут? — спросил он её.

— Абигейл, — робко ответила девочка. И спросила, — мама меня не любит?

Его обожгло от этих слов, и весь его мир зашатался и рухнул в один момент. Он сел на корточки перед ней, впитывая глазами весь её милый облик, взял её ладони в свои и долго не мог ничего сказать из-за спазма, которым свело горло. Наконец тихо произнес:

— Любит. Она любит тебя больше всего на свете. Только она ещё этого не знает…

— Что делать?! — кричало всё внутри него. — Как остановить?!

Тали сидела и заполняла бесконечную анкету.

— Как остановить?! — кричал Маркус, неслышимый для Тали.

— Остановить! — вдруг приказал он властно.

И что-то произошло. Сам мир вокруг него изменился. Пространство раздвинулось, и Маркус увидел серые скалы. Те самые серые скалы из сна. Каменистые мертвые острые вершины повсюду, куда ни бросить взор. И Тали стояла на одной из них застыв и закрыв руками глаза. Над ней простиралось огромное низкое небо, затянутое тучами, которые водоворотом кружились, и беззвучные молнии перескакивали из одной в другую. Сильный ветер развевал её волосы и рвал одежду, а она боялась открыть лицо, боялась увидеть что-то очень страшное. Перед нею была бездна.

Маркус испугался, что она может ступить вниз…

Но картина постепенно дополнялась, расширялась в стороны, словно увеличивался угол зрения — или он отодвигался, и Маркус начинал видеть больше и больше.

Через пропасть, которая начиналась у ног Тали, был переброшен хлипкий веревочный мост. Он вел на другую голую скалу, где стоял… он, Маркус. Он был в том самом костюме и с тюльпаном в руке, как она увидела его в последний раз в университете. Но в её видении это был не живой человек, а картонная фигура в рост, какие выставляют в витрины магазинов. И фигура эта тоже раскачивалась на ветру и грозила вот-вот упасть. И с той вершины не было ни спуска, ни выхода… Никуда…

Медленно, медленно поворачивалось поле зрения, и Маркус увидел второй мост — на другую скалу, даже нет, на плато, в долину, которая утопала в тумане. Картинный мир с красивыми домиками и деревьями в цветах, словно рекламный буклет.

А посередине этого второго моста над пропастью стояла живая испуганная девочка. Ветер усиливался, и мосты шатались. И девочка с трудом держалась.

На это было страшно смотреть. Маркус чувствовал, что вот-вот Тали сделает шаг по одному мосту и тем самым разрушит другой.

Абигейл стояла над пропастью…

— Тали! — закричал он, — не делай этого! Я люблю тебя, и мне все равно, чья это дочь!

Но вдруг он с ужасом понял, что его слова произвели обратный эффект. Медленно, как минутная стрелка, Тали поворачивалась в сторону фанерной фигуры Маркуса, и мост с девочкой зашатался под ударами ураганного ветра. Абигейл тонко и пронзительно закричала.

Маркус метнулся к девочке, но промелькнул насквозь словно привидение.

— Как остановить?! — снова кричал Маркус, бросившись к другому мосту.

И вдруг почувствовал, что «его» мост качнулся от его прикосновения. Он тронул снова — и мост снова качнулся в том мире Тали, где не было других путей.

И он вдруг понял. Он пнул «свой» мост, ведущий туда, где стоял его манекен. И мост поддался, зашатался, и Маркус начал его пинать изо всех сил, разламывая доски и выдирая веревки.

— Я не люблю тебя! — кричал он теперь Тали. — Уходи!

Она не видела и не слышала его, но что-то чувствовала. Что-то происходило там в её мире, который начал содрогаться. И она убрала ладони от глаз и увидела, как мост обрывается, как доски, щепки и канаты летят в пропасть — вниз, в чёрную бездну, чуть прикрытую сизым туманом.

— Оставь меня в покое! — кричал Маркус. — Я не хочу тебя больше видеть!

И вдруг ему вспомнились слова «сжигать мосты», и он приказал: «Сжечь!» И мост вспыхнул. Пламя языком взметнулось вверх, а потом вместе с остатками канатов и деревянной трухой полетело вниз.

И через несколько мгновений моста больше не было. И тогда последним пинком он столкнул картонную фигуру туда же в пропасть. И где-то в том мире, он взял Тали за плечи и повернул к девочке. И тихо сказал:

— Посмотри! Ее зовут Абигейл.

И от этого прикосновения мир снова вернулся в приемную клиники.

Тали сопротивлялась, она не хотела смотреть. Она сидела, уронив руки на бланки, и невидящие глаза смотрели куда-то в пространство. В её мире был только горящий мост, летящий в пропасть. И тогда Маркус взял девочку на руки, и теперь она была крошечной, месяц или даже меньше, и положил Тали на грудь.

— Пусть она увидит! — кричал Маркус в своих мыслях. — Пусть она увидит, узнает! Я хочу, чтобы она увидела!

И что-то случилось, и они все трое почувствовали это. Завеса разорвалась, и девочка вошла в тот мир. Она лежала у Тали на руках в белом одеяле и розовой кофточке, тёмные волосы топорщились смешным ёжиком на голове. Она то растопыривала пальчики, то собирала в кулачки и медленно моргала… И Тали не верила этому чуду и всё ещё была в оцепенении.

— Ее зовут Абигейл, — снова прошептал Маркус, — Абигейл!

И увидел как её невидимые руки непроизвольно поднялись и обняли ребенка.

— Абигейл, — прошептала она вдруг, и женщина, сидящая рядом в приёмной клиники, подняла на неё взгляд.

И Маркус уже видел госпиталь, как Тали тяжело дышит, как волосы прилипли к её лбу, как медсестра кладет ей девочку на грудь, и как Тали нежно прикасается к ней и счастливо улыбается. И в глазах у неё слезы. И она тихо говорит: «Абигейл, девочка моя»…

И он увидел, как осознавание стало проникать всё её существо, как она посмотрела на бланки словно в первый раз и прошептала: «Боже, что я делаю?!»

Она встала, смяла бумаги, бросила в урну и стремительно вышла из клиники. Туда, к тому мужчине, чтобы скорее сказать и может быть сделать его самым счастливым на свете. Чтобы прочувствовать, что случилось, через его счастье. И чтобы больше и мысли не возникло о том, что чуть было не случилось…

Чтобы скорее забыть, что это могло случиться…

И Маркус видел, что невидимая девочка приникла к плечу Тали, а та даже шла склонив голову туда, где она ощущала маленькую головку дочери. Она вдруг впервые ощутила себя Матерью…

Маркус стоял на улице и провожал их глазами, и в них зияла та чёрная пропасть, в которую улетел его горящий мост.

«Если хоть раз в месяц мы спасли чью-то жизнь…» вспомнил он.

Даже ценой…

Нет, ему не хотелось об этом думать. У жизни нет цены.

Продолжение следует...

Автор: Соня Эль

Источник: https://litclubbs.ru/articles/58331-kolesnica-zla-glavy-43-44.html

Содержание:

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок. Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также:

Wiki